Король в моем плену  - Стелла Вайнштейн

Магия струилась полноводным потоком, послушная, как пушистый щенок. Ластилась к рукам, кружила щекоткой вокруг колен, согревала золотым сиянием. Словно говорила — не бойся, маленькая, меня еще много, черпай, сколько вздумается.

И я верила. Сердцем, где всегда ощущала послушные магические потоки, так и просящиеся на волю. Наверное, поэтому у меня было рекордное количество артефактов — не могла устоять перед просьбой полноводной реки волшебства сбросить оковы берегов, вырваться на свободу и пошалить.

Магия добралась до потолка, поплескалась солнечным сиянием и впиталась обратно. После этого двухстворчатые ворота отворились сами собой, приглашая внутрь охраняемого оплота.

Высокий потолок, расписанный под летнее небо, с воздушной ватой облаков, летящих под дуновением невидимого ветра. Стены-окна — поразительное творение магической мощи и человеческого искусства, причудливая мозаика прозрачных льдистых стекол, перетекающих в черный мрамор пола.

Ощущение полета и простора.

Если стены невидимы, можно представить, что клетки не существует.

На другом конце зала стояла, горделиво сложив руки у пояса, седовласая высокая женщина. Голубые глаза смотрели ласково, в уголках глаз собрались морщинки, на губах играла искренняя улыбка.

Я, подхватив юбки, пробежала по вспыхивающему искрами полу прямо в объятия бывшей колдуньи.

— Аривельда!

— Ты сегодня одна из первых, Эви. — Старческие руки с мягкой тонкой кожей погладили меня по щеке, по лицу наставницы скользнуло выражение грусти. — Я ждала тебя, надеясь попросить о маленькой услуге, наедине. Ты словно прочитала мои мысли, девочка, как и всегда.

— Что случилось? Постараюсь выполнить любую просьбу.

Аривельда занимала особое место в моем сердце — чуть ли не любимой бабушки. В дни, когда я обижалась на придирки учителя, наставница гладила по голове и приговаривала, что у меня все получится. Еженедельные визиты на слет, дарующие возможность передохнуть в обществе Аривельды, были светом в окошке. Конечно, я хотела стереть грусть с ее лица.

— Я беспокоюсь за сына. В последнее время Илстин сам не свой. Он будет стараться показать тебе обратное, но материнское сердце не обмануть — он потерял надежду на то, что ты образумишься и вернешься назад.

Я смутилась и тяжело вздохнула, прикусив губу. Не хотелось расстраивать ту, что всегда была добра ко мне, даже если она ошибалась. Уверена, переживания учителя не имеют ко мне ни малейшего отношения.

— Аривельда, мое влияние на Илстина ничтожно…

— Эви, — старая ведьма прижала мою ладонь к мягкой груди, — прошу одного: что бы он ни вытворял, будь с ним поласковей.

— Я не нуждаюсь в покровительстве, матушка, — произнес холодный голос за моей спиной.

Я обернулась. Илстин во всей красе — белые волосы струятся волнами за спиной, холодные лиловые глаза сверкают бешенством, губы сжаты в плотную полоску. Фиолетовый сюртук идеально сидит на мощной фигуре, руки в перчатках опираются на тонкую трость, которую Илстин использовал в качестве волшебной палочки, направляя магические потоки. Бриджи на длинных ногах и начищенные ботинки дополняли образ английского джентльмена девятнадцатого века.

Аривельда попала в мир Эйды из викторианской Англии и сына воспитала соответственно законам и традициям достойной семьи барона Эстли. В нашем мире она погибла от пневмонии, тут же была одной из выдающихся колдуний, старшей волшебницей ковена. Время ее правления считалось золотым веком магии, а выгорание Аривельды привело к катастрофе, последствия которой мы разгребаем до сих пор.

Мать-волшебница, до сих пор при виде Илстина у меня все холодеет внутри. Год назад я вырвалась из-под его власти, но когда учитель рядом — кажется, будто я всегда буду неразумным ребенком, нуждающимся в надзоре.

— Убедительно прошу вас, матушка, ни сейчас, ни впредь не вмешиваться в мои отношения с ученицей. Тем более не стоит просить Эвитерру проявлять ко мне чувства, которых она не испытывает.

Ожидаемо, Илстин, являющийся сплошным куском гранита, ни в какой ласке не нуждается. Было неудобно разочаровывать Аривельду, но матери всегда стремятся в детях разглядеть хорошее. Например, сердце — там, где его нет.

Присела в самом изящном реверансе, на который была способна. Одной рукой приподняла юбку, завела одну ступню за другую и чуть присела в поклоне. Илстин, следуя традиции матери, считал этикет Англии эталоном социального поведения. Наравне с обучением магии меня терзали умением правильно вести беседу, достойно вкушать пищу, музицировать на пианино. Самое смешное, что в Айнуре не считалось зазорным есть руками, но в глазах Илстина перепутать вилку для рыбы с мясной было ужасным преступлением. Для него окружающий мир погряз в диком Средневековье. И если меня, человека современного, обучали терпимости, то учитель без терзаний совести упивался снобизмом.

Поприветствовав меня идеальным, просто до зубовного скрежета изящным поклоном, Илстин предложил руку в белой перчатке, чуть поморщившись при виде моих голых пальцев.

Я просунула ладошку под его локоть, и мы направились в главный зал.

— Милая Эвитерра, — притворно мягким тоном сказал он, — вижу, вы вернулись к образу, который считали неудачным еще года три назад, напрочь проигнорировав мой совет выбрать личину и придерживаться ее.

Как в воду глядела! Илстин не удержался от выговора, неприятного, потому что он был, как всегда, прав. Не могла же я объяснить учителю, что с момента инициации стремилась выглядеть как девушка, перед которой Рейсвальд не мог бы устоять. И как унизительно осознавать, что ни в одном из обличий король Айнура меня, увы, не хотел.

— Не собираюсь указывать вам, как выглядеть. Я молчал, даже когда вы ежемесячно превращались из рыжей в блондинку, в шатенку, затем в брюнетку и обратно. Пережил даже фазу с голубыми волосами, не сказав ни слова. Поймите, Эвитерра, выбранный волшебником образ должен стать второй натурой, чтобы по утрам возвращать себе личину, не тратя ни малейших усилий. Магии всего лишь требуется беспрепятственно течь по телу тонкой пленкой, пытаться с помощью нее выправить физические габариты. Иначе это непростительная трата потоков на личные нужды. — Илстин бросил мимолетный, но весьма выразительный взгляд на пышную грудь в вырезе моего платья.

— Мне казалось, обучение закончено и мы теперь на равных, — нервно ответила я, одергивая себя, приказывая не поддаваться влиянию учителя.

— Милая Эвитерра, — Илстин остановился, накрыл рукой мою ладонь на своем локте и чуть сжал, — вы ошибаетесь. Связь между ученицей и учителем не разрывается с окончанием учебы. Я всегда буду ответственен за ваше благосостояние так же, как Ннанди присматривает за Гету, Хасан за Хафсой, Сэм за Маросдилью. По поводу же отношения на равных — буду несказанно рад увидеть, что вы повзрослели и не совершаете больше импульсивных поступков. Как только случится это знаменательное событие, вы, несомненно, заслужите мое глубочайшее уважение.